Родился я в 1915 году 1 августа в семье крестьянина-бедняка с. Юм. По рассказам мамы и тети — сестры отца, отец был трудолюбивый крестьянин. В мае 1915 года его призвали в царскую армию, когда шла война, начавшаяся в 1914 году. Как взяли отца в армию, больше о нем никто ничего не знал, писем не было. Где погиб, неизвестно. У моей мамы остались трое ребят: две сестры и брат. Старшей сестре Тасе было семь лет, Варе – пять лет, брату Ивану – около двух лет. Я родился уже без отца.
Трудно было матери воспитывать нас и вести свое хозяйство. Брату Ивану пришлось ходить по деревням, собирать куски хлеба. Потом он жил два года в батраках в деревне Загарья. Мне тоже пришлось повторить это и жить в батраках у того же хозяина. Пришлось нянчить ребят и боронить в поле. Рос в тяжелых условиях. Бывало, придут ко мне ребятишки-ровесники. Поиграем у нас в доме. Потом они зовут меня к ним идти играть, а у меня и одеть-то нечего. А играть охота. Бегу в 30-40 градусный мороз босым, без шапки, в одной рубашке и штанишках. Так протекала моя юность. Научился плести лапти себе, матери и сестрам. Стал больше бегать по улицам, прыгать с крыш в сугробы, увлекая за собой мальчишек.
В 1926 году пошел в школу, тогда мне шел одиннадцатый год. Учеба давалась трудно, так как приходилось много дней попускать. Когда осенью крестьяне начинали возить из дворов на поля навоз, я бросал школу и возил на лошади навоз. Надо было хоть что-то подзаработать, помочь матери. Помимо этого надо было на зиму наготовить дров, привезти для скота сено. Сначала брат брал меня за дровами и за сеном с собой. Потом я один возил и дрова, и сено. В начальной школе проучился пять лет. Два года сидел в четвертом классе за шалость и озорство. С первого по третий классы меня учила Лаптева Соломия Андреевна, а в четвертом – Мазеин Виктор Михайлович. Окончив в 1931 году начальную школу, стал работать в колхозе «Красный Октябрь». Летом трудился в колхозе, а зимой – на Юмском льнозаводе. Возил воду и соломку в цеха, чтоб мяли лен.
В 1933 году поступаю в педагогическое училище в городе Кудымкаре на подготовительный курс, где проучился четыре года, по июль 1937 г. В мае 1937 года нас комсомольцев направляют на медицинскую комиссию. Зачем? Ничего не знаем. Пройдя комиссию, нас десять парней направляют в Свердловск и снова на комиссию. Там объявляют, что четверым из десяти ждать мандатную комиссию. А что она собой представляла, я не знал. В последствии узнал, она выясняла: есть ли среди родственников раскулаченные. Потом меня предупредили, чтобы ожидал вызова, забрали документы и военный билет.
Моим товарищам Ванькову из Белоево, Нечаеву из Юсьвы и Бушуеву из Кудымкара пришел вызов, а мне нет. Я в то время работал в г. Кудымкаре с беспризорными детьми. 4 сентября 1937 года я получил повестку явиться в военкомат на комиссию. Поскольку мой военный билет был в Свердловске, старший по комиссии связался по телефону со Свердловском. Там ответили, чтоб меня отправили в Свердловск. В военкомате мне выписали литер, дали 10 рублей денег и 4 часа сроку, чтоб выехал в Свердловск. Явился в облвоенкомат, получил направление в г. Оренбург в авиационное училище. Так я стал курсантом авиационного училища летчиков.
Проучившись в училище четыре года, получил звание лейтенанта. Проходя курс обучения, летал на самолетах У-2, Р-5, ТБ-3, Р-в, СБ (скоростной бомбардировщик). Пришел приказ наркома обороны направить меня в г. Воронеж в 1-ю резервную авиабригаду на переобечение на боевом самолете ИЛ-4. Пройдя курс обучения, меня оставляют летчиком-инструктором в авиабригаде.
Когда в 1941 году началась война, нашу бригаду перебазируют в г. Бузулук. Там прослужил один год. В 1942 году нашу группу летчиков-инструкторов направляют на учебу ночных летчиков., после окончания которой направляют на фронт, на аэродром Монино, г. Москва. Боевое крещение принял в декабре 1942 года. Находясь на фронте, вначале был командиром экипажа, командиром звена, потом заместителем командира эскадрильи и командиром эскадрильи.
За период войны совершил 271 боевой вылет, из них 219 были признаны успешными, остальные 52 вылета не были зачтены по причинам: два раза был сбит, одна авария при возвращении из боевого задания, разбил самолет при посадке ночью вне аэродрома, неточное бомбометание из-за погоды, не получившиеся снимки при фотографировании цели.
В первоначальный период штурманом моим был лейтенант Дьяченко. Он плохо выводил самолет на цель, при возвращения с задания в сложных погодных условиях плохо ориентировался. Пришлось штурмана заменить. Со штурманом Дмитрием Мазуриным мы летали до 20 декабря 1944 года.
Однажды при выполнении задания по фотографированию вражеских объектов, наш самолет был поражен снарядами зенитки с немецких кораблей. Самолет загорелся. Пока была возможность лететь, я продолжал полет. Потом дал команду экипажу покинуть самолет. В том полете нас в экипаже было 5 человек. Пятым был подсадной молодой штурман. Его взяли для обучения и знакомства с боевой работой. Молодой штурман прыгнул первым и оказался невредим. Штурман Мазурин прыгал вторым. За ним прыгал стрелок-радист Медведев. Потом радист Афонченко Иван Андреевич. Последним прыгал я. Приземлились на свою территорию за линию фронта. Она была в 10-12 километрах от цели. Нас троих: радиста Афонченко, стрелка Медведева и меня подобрали наши бойцы и направили в передовой госпиталь Шадляй. Где остальные двое, неизвестно. Утром 21 декабря бойцы фронта нашли капитана Мазурина, но уже мертвым. Когда прыгал на парашюте, по всей видимости, затянул прыжок и с большой скоростью ударился о дерево, так как его нашли висевшим на дереве. По рассказам бойцов, у него были переломлены обе ноги и позвоночник. Я опознал Мазурина. Его с почестями похоронили в городе Шадляй Литовской ССР. Судьба подсадного штурмана осталась неизвестной. Мы со стрелком получили ожог 2-й степени, а радист Афонченко – первой. Он трое суток не приходил в сознание. У него сильно обгорело лицо, руки и тело. В госпитале он пролежал три месяца, мы со стрелком по месяцу.
После госпиталя мы вернулись на свой аэродром. Когда прибыли в полк, я узнал, что подсадной штурман невредим и находится в части. Нам дали месяц отдыха, а потом меня как бывшего летчика-инструктора поставили обучать молодые экипажи, прибывшие на фронт. На этой работе я пробыл до 15 марта 1945 года и снова стал выполнять боевые задания вплоть до окончания войны. Войну окончил в полете на Берлин.
В ноябре 1943 года при выполнении задания на станцию Псков, мой самолет был подбит немецким истребителем. Загорелся один мотор. Принимаю все меры, чтобы сбить пламя, не получается. Видимо, были пробиты баки. Самолет продолжает гореть. В течение 20 минут летел на одном моторе. Перелетев линию фронта, дал команду покинуть самолет и прыгать на парашютах. Приземлились удачно около г. Демидово Смоленской области. Пришли в город утром 7 ноября, явились к коменданту города. Местом отдыха он нам определил гаупвахту, дав для встречи праздника спирту. Наш аэродром находился в 100 километрах западнее Москвы, в г. Медынь. 10 ноября мы прибыли на свой аэродром. В тот полет наш экипаж сбил один самолет противника.
Командование полка встретило нас с объятиями. Командир полка генерал-майор Чемоданов Степан Иванович меня даже расцеловал за то, что весь экипаж из четырех членов вернулся невредимым. Угостили нас как заведено по русскому обычаю, дали недельный отпуск и снова на задание.
Находясь на фронте, наш 1-й гвардейский корпус дальнего действия находился на центральном направлении: Монино – Москва — Медынь – Чернигов – Выползово – Пружаны – Пашковичи — Минск-Мазовецкий – Варшава. Отсюда летели на Берлин и завершили войну.
Основная наша задача была наносить удары по железнодорожным станциям, мостам, аэродромам противника, скоплениям войск. Авиацией дальнего действия командовала в основном Ставка Верховного главнокомандования и наш корпус выполнял указания только ее. Был такой случай, который чуть не закончился гибелью всего моего экипажа. В апреле 1943 года мой штурман заболел и командир эскадрильи майор Клята меня в полет не запланировал, но взял мой самолет, парашюты и вылетел на задание, а я остался на аэродроме. Иду по гарнизону в Монино, навстречу мне идет командир корпуса генерал-майор Юханов и спрашивает: «Вы почему не вылетели на задание?» Я ответил, что меня не запланировал командир эскадрильи майор Клята и на моем самолете улетел сам, забрав мои парашюты. Генерал-майор Юханов говорит: «Вы знаете, что у меня не хватает самолето-вылетов. Готовься к полету на моем самолете, а парашюты возьмешь в каптерке».
Когда я прибыл в каптерку, старшина мне ответил: « Готовых парашютов нет. Парашюты не переуложены как 3 месяца. Хочешь – бери». И потребовал расписку. Я написал расписку, что получил 4 парашюта, подумав про себя: «Как-нибудь слетаю». Дали мне молодого штурмана, ни разу не летавшего на боевое задание. Звали его младший лейтенант Нифедов. Задание: бомбардировка железнодорожной станции города Орел. Прилетев на цель и сбросив бомбы, мой самолет стал обстреливать самолет противника. Я от него полетел курсом на восток к линии фронта. Самолет противника меня потерял, а сколько времени наш самолет летел курсом на восток, штурман не учел. Встав на курс 30 градусов, говорю штурману, чтоб он сделал поправку. Он ответил: «Пока лети с этим курсом». Пролетели еще минут 40, должен быть виден Серпуховский прожектор и маяк. Прожектор не вижу. Поправляю курс влево, прожектор опять не вижу. По времени должна быть посадка на аэродроме в Монино. Даю указание штурману, чтобы нас запеленговали, но он не смог связаться. Погода была тогда сложная, был большой угол сноса на восток.
Заметил маленькую точку огня: ходят поезда. Встал в круг, запрашиваю своими сигналами ракетой, чтоб дали посадку, мол, я – свой, но ответа не получил. А горючее на исходе. На парашюты надежды нет. Выбираю вынужденно точку посадки, принимаю решение садить самолет. Площадь вроде позволяет, включил фары, пошел на посадку. Штурману приказал следить за высотой и скоростью, но этого не произошло. Приближаюсь к земле, чувствую нагрузку на организм. Перевожу взгляд на приборы и вижу: скорость самолета 270 километров в час, а по инструкции при посадке должна быть 60. Беру штурвал на себя. Самолет резко взмыл вверх и потерял скорость до 130 км/час. Скорость мала, моторы выключены, помочь самолету не смогу. Про себя думаю: «как бы в штопор не сорваться».
Перевожу на снижение с углом 90 градусов. В этот момент самолет одним крылом зацепился за землю и ударился. Самолет разбился вдребезги, восстановлению не подлежал, но, чудо, экипаж был спасен. Остатки самолета упали в воду возле реки Клязьмы. На обломках самолета просидели до 8 часов утра. Утром к нам приплыла лодка и нас забрали, привезли в госпиталь. Здесь узнаю, что мы находимся в городе Владимире, что в 200 километрах от Москвы. На такое расстояние отклонился наш самолет. Аэродром во Владимире был, но служба спала. Штурман на первом же полете завершил свою летную работу: выбил себе глаз, сломал руку по своей же глупости. Перед вынужденной посадкой выбросился в нижний люк. Я получил увечье – ушиб позвоночника. Пролежал месяц в госпитале и вернулся на свой аэродром в Монино.
В Сокольническом госпитале проверили все мои кости, нет ли переломов и допустили к летной работе. Так этот необдуманный полет, связанный с парашютами чуть не закончился гибелью экипажа.
В 1944 году при прорыве блокады Ленинграда мне было дано задание сфотографировать цель – Беззаботинскую группировку под самым Ленинградом. Когда вышли на цель, наблюдаю: там море огня с обеих сторон. Спрашиваю экипаж: «Как чувствуете себя?» Отвечают: «Страшновато». Мы полетели на цель фотографирования. Произвели фотографирование цели, прилетели на аэродром Макарово. Когда осмотрели самолет, то оказалось в нем более 30 пробоин. К тому же была перебита тяга руля. Держалась на одном сантиметре. Самолет был поставлен на ремонт. Командир дивизии приказывает подготовить его самолет и перенести на него аппаратуру фотографирования. И снова лечу на задание по фотографированию цели.
При полете на город Хельсинки мне так же было дано задание осветить цель и сфотографировать. Не долетая за пять минут до цели, стал барахлить один мотор. Принял решение лететь на одном моторе до цели. Во время фотографирования цели обрезал другой мотор. Но задание выполнил: цель была сфотографирована. Уходя от цели, самолет потерял высоту и тут оба мотора стали работать нормально. Оказалось, температура воздуха была очень низкой – минус 40 градусов, трубки подачи бензина в мотор перемерзли и горючее не поступало в достаточном количестве для нормальной работы моторов. За три боевых вылета на город Хельсинки и хорошие снимки цели я был представлен к награде – Ордену Отечественной войны 1-й степени. За всю боевую работу был награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени и многими медалями.
После окончания войны стояли в Польше в городе Минск-Мазовецкий, продолжали служить в армии. В один из выходных дней, в воскресенье, мой стрелок Медведев на танцах, напившись изрядно, побил штурмана, что летел с нами 20 декабря 1944 года. Я не принял мер к нарушителю, не посадил на гаупвахту, за что многим поплатился. Утром командир полка Кононов поднял большой скандал из-за непринятых мною мер. Я вступил с ним в спор. Его никто не уважал за его грубость. Последние два года он на задания не вылетал, а получал ордена и жену возил с собой. Он тотчас написал на меня донесение в корпус. В корпусе вместо командира корпуса Юханова поставили генерала Тупикова. Тот, не разобравшись и не зная меня, и я его не видел, написал приказ уволить меня из рядов Советской Армии, переписал представление меня к званию Героя Советского Союза на орден Ленина. В мае 1946 года пришел приказ об увольнении меня в запас. Так закончилась моя служба. Апеллировать не стал, думал, устроюсь в гражданскую авиацию. Помешали домашние обстоятельства: жаль было мать-старушку, да и дом родной разваливался. Пришлось заняться строительством дома и работать в колхозе «Красный Октябрь» на рядовых работах.
В ноябре 1946 года был взят на работу в аппарат райкома партии инструктором по кадрам. Квартиры не было. Пришлось в сентябре 1947 года уволиться по собственнему желанию. Снова стал трудиться в родном колхозе. Когда в декабре 1947 года сняли с должности председателя колхоза Шаньшерова, вместо него избрали меня. На данной работе в сельском хозяйстве проработал до выхода на пенсию в 1975 году и продолжаю работать рядовым на разных работах.
За период работы председателем колхоза, дважды укрупняли колхоз. Первый раз укрупнялись все пять колхозов Юмского сельсовета. Второй раз укрупняли с укрупненным колхозом имени Молотова (Таволожанка) и в третий раз реорганизация колхоза в совхоз «Юмский» с присоединением укрупненного колхоза «Победа» (Келич), где я стал директором.
За долголетнюю работу в сельском хозяйстве награжден медалью «За трудовую доблесть» и медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина». Встречаюсь со своими боевыми товарищами. Первый раз встреча прошла в г. Полтава. Две встречи прошли в Москве. При любой встрече всегда выдвигают в президиум, значит, товарищи однополчане уважают меня. Вспоминая прожитые годы, 68 лет, думаю, как я мог прожить такие трудные годы, такие периоды своей жизни и быть полезным людям.
09.11.1983 г. Сятчихин. (ЮРМ. № 1070)
